В чем секрет произведений, которые не устаревают столетиями? Почему мы забываем одни истории и постоянно возвращаемся к другим?
В культурной памяти, как в карманах Тоотса, хранятся самые ценные вещи.
По словам семиотика культуры Юрия Лотмана, культура «представляет собой коллективный интеллект и коллективную память, т. е. надындивидуальный механизм хранения и передачи некоторых сообщений (текстов) и выработки новых» (1992: 200). Культура включает все тексты, верования, законы и традиция, когда-либо созданные людьми. Как и генетический код, культурная память помогает нам сохранять жизненно важную информацию и адаптироваться к новым обстоятельствам. Благодаря этому каждое поколение не обязано начинать всё сначала, но может обратиться к опыту предков.
Забывать не менее важно, чем помнить. Так как ресурсы нашей памяти ограничены, мы забываем гораздо больше, чем помним. Запоминать что-то – значит делать исключение. Немецкая специалистка по антропологии Алейда Ассман разделяет культурную память на активную и пассивную (2009: 98). В первом случае, элементы прошлого встраиваются в настоящее: экспонируются в музеях, преподаются в школах, являются важной частью повседневной жизни. Во втором случае, знания пылятся в хранилищах и на складах. Активная память ассоциируется с каноном, в то время как пассивная – с архивом. Механизм культурной памяти основан на постоянном диалоге между активной и пассивной памятью. Границы между ними непостоянны и расплывчаты: иногда произведения устаревают и выпадают из канона, а на их место приходят другие. Из-за огромной конкуренции лишь малая доля художественного наследия становится частью канона.
Слово «канон» происходит из истории религии и в узком смысле относится к сакральным текстам, которые надо сохранять в первозданном виде. Родственное слово «канонизация» обозначает причисление подвижников веры и мучеников к лику святых. В более широком смысле термин относится и к художественным произведениям: литературный канон, в отличие религиозного, можно менять.
Канон не только помогает сохранить священные тексты, шедевры или память об исторических событиях, но также формирует культурную идентичность отдельных людей и целого общества. Канон лежит в основе образования: такие тексты проходят в школах, исполняют в концертных залах, показывают на выставках и играют на сценах. Также канон может быть политическим инструментом для распространения определенных ценностей и взглядов.
Есть и обратная сторона канона: например, представители феминизма, постколониализма и других течений обращают внимание на несправедливости в формировании канона. Это может касаться как содержания канонических произведений, так и личности их авторов. Некоторые классические тексты могут со временем устареть или показаться кому-то оскорбительными: так, в некоторых школах США исключили из программы книги «Приключений Гекльберри Финна» Марка Твена и «Убить пересмешника» Харпер Ли из-за изображенной в них расовой несправедливости, а стриминговый сервис HBO убрал из каталога фильм «Унесённые ветром» из-за присутствующей в нём темы рабства. Можно ли убирать тексты из канона и как это правильно делать – вопрос непростой. Но есть и альтернатива – подходя к устаревшим текстам критически, можно отыскать в них ценную информацию или получить эстетическое удовольствие. Искусство знакомит нас с другими точками зрения и картинами мира: соглашаться с ними или нет – наше личное дело.
Канонические тексты – не просто популярные. По словам Ассман, канон – это «не хит-парад; он не зависит от исторических перемен и устойчив к взлетам и падениям общественного вкуса» (2010: 100). Если верить рекламе, нет ничего важнее модных вещей и явлений: каждый день мы встречаем подборки вроде списка книг, «которые нужно прочитать прямо сейчас». Хотя некоторые из этих произведений действительно могут войти в канон или уже ему принадлежат, большинство всё же выйдут из моды и забудутся.
Неизвестно, благодаря чему тексты входят в канон. Ученые выделяют две основных причины: социо-культурную актуальность текста и его эстетические качества. Итальянская ученая Анджела Локателли предложила третий вариант – великие тексты отличаются от всех остальных, «потому что они оказываются больше, чем самые глубокие и изощренные трактовки, постоянно провоцируя возникновение новых (2004: 182). Действительно, возвращаясь к таким произведениям, мы всякий раз замечаем что-то новое.
«Почему один фильм может запасть в сердца и память людей на десятилетия и оставаться новым, сколько бы его ни пересматривали, в то время как другие фильмы стираются из памяти, как будто их никогда и не существовало? Если бы на этот вопрос можно было ответить, наверно, все фильмы были бы очень хорошими. Но это не так. Нет никакого рецепта, и даже если бы он был, то содержал бы слишком много переменных.
Если фильм основан на хорошей истории, велика вероятность, что он сам выйдет хорошим. Впрочем, многие фильмы, основанные на отличных историях, получились не слишком удачными. А если нет истории, то и хорошего фильма точно не получится. Конечно, бывают и исключения, когда прекрасные фильмы рождаются из очень скромного сценария или вообще при его отсутствии.
«Весну» Оскара Лутса точно можно назвать хорошей историей: по мнению литературоведов, это ключевой текст, который становится еще сильней, внедряясь глубже в культурную память. Режиссер Кальо Кийск говорил, что Лутс глубоко погрузился в самую суть жизни: созданные им персонажи и ситуации не только интересны, но и точны. Благодаря этому его тексты одинаково хорошо понимают и дети, и пожилые люди».
Sada kevadet pärast „Kevadet”, Sirp 13.01.2012